ЖИВОПСИЬ ПАВЛА ПОКИДЫШЕВА

Живопись Павла Покидышева выводит из глубины памяти простой и удивительный предмет — детский калейдоскоп, в котором мелкие обломки цветного стекла, отражаясь в преломляющих зеркалах, при каждом следующем повороте трубки формируют новый узор. Неожиданнось и уникальность возникающего образа. Хрупкая форма, завораживающая и будоражащая фантазию. Светоносные цетные поверхности, объединенные в причудливую, но упорядоченную мозаику. Эта игрушка, созданная в эпоху романтизма, объединившая оптические исследования и преклонение перед средневековыми витражами, может дать ключ к пониманию творчества художника.

Одно из основополагающих свойств произведений Павла Покидышева — открытость, неизменная потребность в зрителе-соавторе. Как в театре, где пьеса не обретёт полноценную жизнь, пока она не будет сыграна. Художник активно вовлекает в игру, в диалог и героев своих работ, и зрителей. Сопровождающая эту игру мягкая ирония позволяет сохранить романтическую интонацию, приподнятую и по-своему героическую.

При этом вдумчивая проработанность каждого фрагмента живописной поверхности, словно изысканная маска, скрывает душевную ранимость автора и тонкое философское осмысление худож ником повседневной жизни .

Примечательно происхождение образов и мотивов, ставших элементами пластического языка живописи Павла Покидышева. Среди них — стрельчатые арки, витражи, заросли шиповника, напоминающие сложный орнамент, цветы и старинные гобелены . Художник вплетает в свой мир образ Средневековья, который трактует как эпоху дерзновения и духовной чистоты, воплощенную в Древней европейской легенде о деве и единороге. Пространство картины уподобляется миру, открывающемуся сквозь готическое окно, или фантастическому средневековому городу-замку. Другие мотивы связаны с прихотливым, как предметы рококо, абрисом искусства и культуры XVIII века: охоты и охотничьи трофеи, маскарады и огни фейерверков, старинные платья, маски и шпаги. Здесь лейтмотивом является образ Древа Жизни и Таинственного Сада, в котором героям предстоит сделать выбор, проявить чуткость и внимание, чтобы в отголосках эха услышать подлинную мелодию и реализовать свое предназначение.

Третья, более камерная, но оттого не менее важная тема связана с миром сна, с которым сопрягаются отражение в неподвижных водах, рыба, плавающая не только в воде, но и в небе; дерево, в ветвях которого поселились птицы. Героя и зрителя окутывает пространство сна-припоминания, феномены духовного мира, которые легкой тенью сохраняются в памяти в миг пробуждения.

Не смотря на то, что происхождение всех этих образов обусловлено мировой традицией, их сочетание и интерпретация является результатом собственного мифотворчества художника, образует уникальное послание .

Как правило, пространство любой картины обладает сложной структурой, которая разворачивается, разветвляется, выстраивается как система отражений и подобий. Здесь все пересекается: планы, жесты, взгляды, подчиняясь особому пластическому ритму. И эхом отражается друг от друга. Стрельчатое окно, заросли шиповника, зеленые изгороди парка, цветные стекла витража и даже спинка дивана или поверхность платья в равной мере могут стать границей возможных идеальных миров, обозначить сложный характер их взаимодействия.

В этом особом пространстве живут только дети. Дети, наделенные чистотой и ясностью взгляда, открытостью души, обогреваемой огнем надежды, символом которой становится зажженный фонарь с цветными стеклами. Персонажи картин сдержаны и сосредоточены, как будто они созерцают тайну. Об этом говорит продуманная отчетливость их жестов, углубленность в себя широко распахнутых глаз. И как свойственно детям, они играют, осваивая окружающих их таинственный мир.

Почти незаметно в картины вплетаются «взрослые» вещи : ружье, охотничий рожок, витражи со сценой охоты на единорога, — все они чреваты опасностью, говорят о раздоре и агрессии. И напротив, садовые лейки, лопаты и тележки призваны обозначать попечение о саде как образе возможной гармонии жизни и человеческих отношений, о необходимости постоянной заботы и усилий для их поддержания.

Но не только это. Художник вовлекает своих героев в ситуации, в которых они лицом к лицу сталкиваются с вечными «взрослыми» вопросами о жизни и смерти, любви и одиночестве, искренности и обмане, разочаровании и надежде. Опустевшие птичьи клетки с раскрытыми дверцами, приставные лестницы, по которым можно подняться к небу, — метафора освобождения души от пут суетной повседневности.

В какой-то момент становится понятно, что дети на картинах — это образ естественного и открытого миру начала, сохранившегося в душе каждого взрослого. В какие отдаленные уголки личности не было бы оно вытеснено житейскими обстоятельствами и накопленным позитивным и негативным жизненным опытом. Именно этот ребенок, затерявшийся в нашей душе, позволяет сохранять способность удивляться и радоваться жизни и людям, с которым сталкивает нас судьба. Его взгляд, обращенный из нашего детства, проверяет на подлинность созданный нами взрослый мир, заставляет задуматься о своем предназначении.

Творчество Павла Покидышева дарит зрителю уникальную возможность оказаться лицом к лицу с собой настоящим. И пусть эта встреча происходит в картине — в тонком пространстве на границе яви и сна, — она имеет необычайное значение.